Общество гурманов: [сборник] - Джеймс Блэйлок

— А что же несчастный Пиквик?

— Он сбежал, насколько мне известно, — сказал барон. — Мудро, должен сказать.

— А я в этом не уверен. Думаю, он прячется где-то в округе, и его можно выманить к нам.

— Конечно, если так хочет наше Общество, — согласился барон. — Меня его судьба не интересует.

— Меня тоже, — вставил Форбс. — В конце концов, он нарушил несколько статей Устава, и как знать, сколько еще прегрешений против нас совершил, помимо того что выдал себя за владельца дома в бухте Лазаря.

— Да, — подтвердил Саузерли. — Однако у нас есть более неотложные дела, мистер Форбс. Дела щекотливые. Пиквик дурак от рождения, а вот мистер Хоббс — нет. Надо подумать об отправке партии в Кале.

— Что касается нашего друга мистера Хоббса, то все уже готово, — объявил барон.

Он взял с подноса на столе один из приготовленных шприцев, обернул каучуковый жгут вокруг руки Хоббса выше локтя и плотно его затянул. Немного подождав, магнетизер воткнул толстую иглу в предплечье Хоббса и нажал на поршень; жидкость вытекала из шприца целую минуту, и на лице Хоббса отразилась боль. Форбс поднялся со стула и встал рядом с Ларсеном, чтобы ничего не упустить.

Хоббс повернул голову, скрипя зубами, пытаясь укусить барона за руку, но Дженсен задрал Хоббсу голову и крепко держал ее руками.

— Сопротивляться совершенно бесполезно, — в голосе барона звучало сочувствие. Он неотрывно смотрел на перекошенное лицо Хоббса, медленно доставая часы из верхнего кармана. Взглянув на часы, он снова посмотрел Хоббсу в глаза и заговорил: — Вам нужно расслабиться, мистер Хоббс. Сомнамбулическое состояние довольно приятно, это путешествие в глубины своего ума, который скоро освободится от волнений. Покой. Легкость. Умиротворение. Я хочу, чтобы вы открыли мне свое сознание, и я загляну в него, а потом закрою за собой дверь, и у вас останется лишь самое смутное воспоминание об этом переживании. Представьте себе, что вы плывете в лодке по реке, тихой реке, между зеленых берегов, по голубому небу летят облака. Кругом наступает полная тишина, вы слышите музыку сфер, лун и планет, в гармонии обращающихся в небесах…

Барон снова взглянул на часы. По телу Хоббса пробежала дрожь, он одеревенел в своем кресле, лицо его застыло в маске ужаса, а углы рта опустились вниз с такой силой, что щеки втянулись, как у скелета. Глаза распахнулись под действием невидимой силы. Хоббс забился, из уголков его рта потекла слюна, и он вывалился бы из кресла, если бы не был привязан.

Барон слегка шлепнул несчастного по щеке и ровным голосом произнес:

— Слушайте меня, мистер Хоббс. Слушайте, говорю. Ваша лодка плывет по течению реки. Вы видите под собой воду — зеленую, прозрачную, в воде колышутся водоросли, на поверхности отражаются плывущие облака. Вы стали рекой, мистер Хоббс, вы часть реки, вы…

Хоббс напрягся, словно через него пропустили электрический ток, и разинул рот так широко, что, казалось, кожа на лице вот-вот лопнет. Барон поспешил отступить назад, отпихнув Саузерли рукой в сторону, а голова Хоббса резко дернулась вперед, и он исторг из себя струю темной, окрашенной кровью рвоты с таким напором, что достал до противоположной стены. Ларсен и Форбс, мешая друг другу, попытались отойти в сторону, но вторая струя накрыла их обоих; Ларсена, в свою очередь, стошнило прямо на ботинки Саузерли, хотя барон и Саузерли уже отступили к окну, где глотали морской воздух, спасаясь от наполнивших комнату винных паров и смрада.

Хоббс полностью обмяк, и Дженсен принялся щипать его за щеки, пытаясь вернуть к сознанию. Он дергал Хоббса за уши, кричал на него, потом снова ткнул ему под нос нюхательные соли, прижав флакон к ноздрям.

— Бесполезно, — через пару минут констатировал барон. Он пощупал пульс и сокрушенно покачал головой. — Слабый организм. Его уже не вернуть. Подвесьте тело, Дженсен, выпустите кровь, а внутренности бросьте собакам, если, конечно, члены Общества не намерены пустить их на колбасу. Форбс, как насчет колбасы?

Ларсена опять стошнило, и барон расхохотался.

— Положите тело на лед, — велел Саузерли, — попытаемся продать голову французам.

— Когда отплываем? — спросил барон.

— Скоро, барон. Скоро, — председатель собрался с мыслями и предложил: — Может, в пятницу созовем членов на ужин? Мясо мистера Хоббса не лишено достоинств, хоть это и мертвый Хоббс, если, конечно, положить его на лед.

— Ох уж эти члены со своими аппетитами! — воскликнул барон. — Поступайте, как знаете. Постарайтесь, однако, не забыть про мой гонорар, я хочу забрать деньги завтра утром. Я намерен удалиться в Лондон, если эта дама Сент-Ив решит остаться в доме. Интерлюдия принесла нам обоим прибыль, но, боюсь, лед уже подтаивает, не хотелось бы провалиться.

ГЛАВА 5

МОРИСТОЕ

Запряженная четверкой карета Гилберта Фробишера резко повернула на Клифф-роуд в полумиле за маяком Норт-Форлэнд. В отдалении, слева от дороги, у крутого поворота к бухте Лазаря на северной границе земельных владений Элис показался древний тис. Его развесистая крона осеняла Клифф-роуд своей тенью более двух столетий — по крайней мере, так говорил дядюшка, когда Элис первый раз приехала в Мористое.

Городок Бродстейрс лежал еще в миле впереди, за бухтой Лазаря. Все, кроме Финна Конрада, намеревались остановиться в городе, в гостинице «Роял Альбион»; Финн, искатель приключений, предпочитал заночевать в Мористом. Элис радовала предстоящая ночевка в гостинице — поездка из Айлсфорда после вчерашнего торжества ее утомила, а старый дом наверняка нужно приводить в цивилизованный вид. Завтра они завезут туда еду и другие необходимые вещи, проветрят дом, проверят, не сгрызли ли мыши постельное белье и не поселились ли на верхних этажах летучие мыши. Дел предстояло много; и хотя она уже скучала по Клео и Эдди, было весьма кстати, что до их приезда оставалось еще целых четыре дня.

Когда они выехали на мощеную дорогу, спускающуюся к бухте, Боггс, кучер Фробишера-старшего, осадил лошадей, замедлил ход и прикрепил к колесу тормозной башмак. Отмытые волнами рифы наискосок уходили в море у дальнего края бухты, а южнее, в более глубоких и сравнительно спокойных водах, где скалистые гребни перекрывала широкая полоса песка, волны стихали. Сверкающее на солнце море выглядело обманчиво приветливым, а шум прибоя становился все громче по мере того, как карета спускалась к бухте. Элис испытывала безмолвный восторг от того, что весь этот пустынный, покрытый клочьями водорослей пляж теперь принадлежит ей — всей семье, конечно, — как и изрядный кусок леса на утесах над морем.

— Вот и оно: Мористое, —